— Что? И тебе мужчины досадили?

— А? — Крошка сморщила носик, на котором ярко горели веснушки. — Ах, нет. Он, конечно, тоже был мужчиной, но больше козлом. В смысле настоящим козлом. Наша Застава с их миром лишь раз в год соприкасается, как раз под Рождество.

Крошка Пиу сорвала полевой цветок и покрутила его в руках.

— Тогда так неловко вышло. Я только научилась писать, а тут портал открылся, и чья-то морда рогатая свое имя проблеяла. Вот я и сделала от испуга сразу несколько ошибок. А Застава — она такая: что написано пером, не вырубишь топором. Это потом эльфы на Рождество стали в образе седобородых старцев приходить, а в одиннадцатом веке Йоулупукки еще козлом был.

Макар поверил рассказу о рождественском козле. Как-то он приехал на новый год к украинским родственникам и видел, как хлопцы ходили колядовать, надев вывернутые тулупы и козлиные маски.

Но ему показалось странным, что имя у первого посетителя Заставы такое же, как и у финского Деда Мороза.

— Пиу, а как далеко Йеллопухцы могут уйти от Заставы?

— Да хоть на край света! Вот вервульфы, например, сегодня в Аргентину собрались. Они любители в знойных странах мяч погонять, — Крошка вздохнула. — А как вернутся, всей Заставе жарко станет. Веры после хорошего футбола ведут себя шумно, пьют много, ни одной юбки мимо не пропускают. Поэтому в кафе на обслугу выходят только те, кто оборотней осадить может или мечтает с ними в Вервульфию отправиться.

— Есть и такие?

— Почему нет? Веры парни горячие, любвеобильные. Если почуют в ком свою пару, не отстанут. Некоторые девушки так западают, что готовы за ними хоть куда. Не остановишь.

Странно было слышать рассуждения маленькой девочки о мужчинах, хотя Макар ни на минуту не забывал, что этому «ребенку» более тысячи лет.

— Далеко до водопада?

— За полем с подсолнухами.

— Крошка, ты не устала? Может, я тебя понесу?

Дюймовочка кивнула. Она была такой маленькой, что почти ничего не весила. Макар не побоялся выдать себя — Тея с девушками ушли далеко вперед. Их белые сарафаны виднелись на другом конце макового поля.

Сад, что находился по левую сторону от тропинки, и поля, что простирались справа до самого горизонта, поражали обилием красок. Жужжание пчел, жаркий ветер, волной пригибающий цветы, пение птиц в небе — все создавало иллюзию свободы. Исчезало чувство клаустрофобии, невольно просыпающееся на Пределе, где фальшивые окна открывались в никуда.

Макар вздохнул полной грудью. Все-таки Междумирье — волшебное место.

Пиу сидела на полусогнутом локте студента и доверчиво держалась за его шею. Никогда Макара не посещало желание иметь детей, но перспектива навсегда застрять в Междумирье, лишала его и такой возможности.

— Пиу, а на Заставе могут рождаться дети? Раз жители влюбляются друг в друга, значит, существует возможность появления ребенка?

— На Заставе все застывает. Я навсегда останусь маленькой девочкой, ты — молодым парнем, гном — мужчиной в самом соку, а зародыш, если таковой и был у женщины, попавшей на Заставу, так и останется неразвитым. За долголетие приходится расплачиваться. Многие только потому и соглашаются уйти с проходимцами, чтобы иметь детей. Ты не смотри, что Йеллопухцы сильно отличаются от Пскопских. Шагнешь в их мир, и магия сделает вас совместимыми.

— Окси, попади она в Гобляндию, стала бы гоблиншей?

— Она бы даже не заметила, как изменилась.

Сад резко закончился, и Пиу оживилась.

— Капец, смотри, водопад! Опусти меня. Дальше я сама пойду. А ты иди к Бугеру. Вон, он греет бока на солнышке.

Макар заметил знакомые очертания валуна, стоящего на берегу овального озера. Бугер органично смотрелся рядом со скалами, что с трех сторон окружали водоем. Мини-Ниагарский водопад с грохотом падал вниз, делая воду непрозрачной из-за обилия пузырьков и воздушной пены. Вода словно кипела. Лишь небольшая полоса у самого берега была кристально-чистой и спокойной.

Девушки быстро раздевались, скидывая на песок сарафаны и обувь.

— Ой, а у меня нет купальника! — выкрикнула Надежда. — А можно я в трусиках искупаюсь?

— Рядом с нами мужчины, — предупредила Галатея, показывая на Бугера.

— Но он же каменный! — засмеялась Надя и быстро сняла платье.

«Зато я — нет», — мысленно застонал Макар. Он ожидал, что у новенькой хорошая фигура — ее мыслеграмма достаточно четко показала и открытые плечи, и гладкую спину, но все, что находилось ниже, открылось только сейчас, и напомнило Макару, что он молод и полон сил. Крошка Пиу, заметив его загоревшийся взгляд, бросила в него своей панамой и отвернулась. Кончики ее ушей ярко горели. Макару пришлось спрятаться за Бугера, который встретил его раскатом падающих камней, сильно смахивающим на смех.

— Мы еще поговорим о твоей жене, — пообещал ему Макар, понимая, что и Бугер его видит. Смех прекратился.

Студент упал на песок и привалился спиной к нагретому на солнце Бугеру. Закрыв глаза, он лениво прислушивался к разговору, гадая, узнает ли среди всех голос Нади.

— Как же! Жди! Придет он за тобой! — Окси с кем-то переругивалась. — После того, что ты отколола…

Ее язвительный голос узнать было довольно легко, как, впрочем, и писклявый — Крошки Пиу.

— Ничего я не отколола, — ответила Окси обладательница звонкого голоса. — Слишком много прыти у Захара, вот и пришлось осадить. Пусть свои лапы при себе держит, пока альфой не станет.

— Ганна, а если он не станет вожаком стаи? Неужели только из-за этого с любимым расстанешься? Ты же не Окси, — вступила в разговор Пиу. Ее сандалики полетели туда же, где уже лежала панамка. Следом приземлился фартук, из кармашка которого выкатилась чернильница-непроливайка.

«Интересно, где Крошка на этот раз свой фолиант бросила? Ей столько веков, а ведет себя беспечно, как трехлетний ребенок».

Макар выглянул из-за Бугера. Пиу в майке и трусиках робкими шагами шла по мелководью. Вода была холодной, и кожа девочки покрылась мелкими пупырышками. Прижатые к тщедушному телу локти, тонкая шейка, цыплячьи ножки делали ее особенно ранимой, беззащитной. Рядом с Дюймовочкой Окси, уткнувшая руки в крутые бока, казалась великаншей. Ярко-розовый купальник почти не прикрывал пышное тело блондинки. Макар опять спрятался за камень.

— Ой, девочки, да я так, сболтнула для острастки. Помурыжу парня еще пару недель и соглашусь замуж выйти.

— Ага, сильно он мурыжится. Что-то я не видела твоего суженого-ряженого в два последних соприкосновения с Вервульфией. Не пришел мальчик мячик погонять…

— Окси, откуда в тебе столько злости? — кто-то вступился за Ганну.

— А чего она лицемерит? Гордую из себя строит — люблю, но до тела не допущу. Будь он альфой, Ганка сразу бы своему псу на шею кинулась.

— Окси, следи за словами! — строгий голос Галатеи звучал совсем рядом. Видимо, она сидела с другой стороны Бугера. — Еще раз назовешь вервульфов псами, и они тебя покусают.

— Если они не покусают, то я — наверняка. Я еще не забыла, как ты моему Захару глазки строила.

— Ой, да нужен мне твой пес! Будь он принцем, я бы еще подумала, а так… Только блох ловить.

— Оксана! Ты меня знаешь, — Галатея говорила тихо, но от звучащих в голосе зловещих нот по спине пошел озноб. — Забыла, как с зашитым ртом сутки ходила?

— Вот вы все такие. Ведьмы. Чуть что сразу рот зашивать. Вон к Ганке магию молчания примените, ей рот все равно не нужен. Захара след простыл, а больше никто к ней целоваться не полезет.

— Окси!

— Все, молчу. Эх, расступись народ! Королева купаться изволит!

Скалы эхом отражали громкое «ух» и «ах» плещущейся Окси.

Наглотавшись воды, закашлялась Крошка Пиу.

— Нет, так купаться невозможно. Малышка, давай я тебе волосы отожму, — это был голос Надежды. — Меня тоже волной от Окси чуть на скалы не выбросило.

— Эй, новенькая! Я все слышу!

— Окси в воде быстро устает, — Крошка Пиу шмыгала носом. — Как выйдет на песочке позагорать, можно будет безопасно поплавать.